Роман «Мастер и Маргарита», над которым Булгаков начал работать в 1928 году, а последние строки дописывал в 1940 году, был книгой его жизни. Для русской литературы этот «последний закатный роман», как именовал Булгаков «Мастера и Маргариту», явился новаторским. Новаторство романа заключалось и в его сюжете, и в композиции, и в философской концепции. Фантастика наталкивается на сугубый реализм, миф на историческую достоверность, теософия на демонизм, романтика на клоунаду. Здесь сходятся все стихии – смешного и серьезного, философии и сатиры, пародии и волшебства.

В романе «Мастер и Маргарита» отточенная, разящая сатира, но не бытовая, а остро- политическая, скрытая от цензуры, жалит и настигает социальное зло. Сам дьявол «с сотоварищи» появился в советской, полностью атеистической Москве. Кстати, сам автор относится к дьяволу со сдержанной иронией. С кажущимся всемогуществом вершит дьявол свой суд и расправу. Однако стоит отметить, что его чарам и волшебству поддается лишь то, что уже подгнило. Воланд и его помощники не творят зло, они почти не влияют на текущие в людской жизни события. Роль этих героев – обнажать сущность явлений, высвечивать пороки человека, выводить на всеобщее обозрение черты, которые скрыты от глаз.

За сатирой скрывается сама суть жизни, ее предназначение и смысл – добро и зло в их вечном, абсолютном противостоянии, преступление и возмездие, бессмертие и забвение, любовь и равнодушие. Писателем двигало не талантливое обличение или высмеивание каких-то сторон злободневной действительности – это шло попутно, мимоходом, заодно.
Этот роман более всего обращен к прозревшему Иванушке Бездомному. Едва ли не для него разыгралась вся эта чертовщина, начиная с его встречи с «иностранным профессором» на Патриарших прудах. Окончательное прозрение наступило для Ивана после знакомства с Мастером.

В самом начале романа поэт Иван Бездомный – совершенно неприметный образ, больше похожий на шарж. Что может быть печальнее для поэта, чем псевдоним «Бездомный» (настоящая его фамилия Понырев)? Более того, он не только «Бездомный», но еще и «бездумный». Это последний ученик Берлиоза, внимающий его «просвещенным» замечаниям. Однако простодушие и есть та живая стихия, которая в итоге спасет Ивана.

По иронии судьбы прозрение Ивана происходит в психиатрической лечебнице – именно там он и познакомился с Мастером. Оба они попали в больницу «по вине» одного человека – Понтия Пилата. Только Бездомному о Пилате рассказал Воланд, «профессор-консультант», Мастеру же Пилат явился в его воображении, когда он писал о нем свой роман. Этот «роман в романе» живет одновременно в воображении и дьявола, и затравленного критиками писателя. Мастер только удивлялся, слушая Ивана: «О, как я угадал! О, как я все угадал!».

Булгаков не знакомит нас с историей жизни Мастера, мы даже не знаем его фамилии. Он представляется Ивану Мастером, потому что так звала его Маргарита. Нам известно только, что этот человек, историк по образованию, знает пять языков, и работал когда-то в одном из московских музеев. Однажды он выиграл сто тысяч рублей. Тогда он бросил свою комнату на Мясницкой, службу в музее, поселился в подвале маленького домика и «начал сочинять роман о Понтии Пилате». Но когда готовый роман должен был «выйти в жизнь», случилась катастрофа. Ни один редактор не хотел печатать роман на такую «странную тему». После долгих мытарств Мастеру удалось напечатать отрывок романа, но тут на него обрушился целый поток обвинительных критических статей. Он понял, что его роман никогда не увидит свет, и сжег свое творение.

Знакомство Ивана Бездомного с мастером полностью изменило его жизнь. Он вдруг осознал, что его стихи «чудовищны», и сочинять их он больше не будет, он понял, что не в том видел смысл жизни, не различал добро и зло, не имел даже собственного «я». Он хочет продолжить труд Мастера, в этом он видит теперь свое предназначение, свой жизненный смысл. Мастер не может исчезнуть, быть проглоченным забвением. Хотя за ним и нет никакой вины, он не смог удержаться на той духовной высоте, которой достигает у Булгакова лишь Иешуа. Значит, в судьбе Мастера была ошибка. По всей видимости, ошибка эта в слабодушии, в отказе борьбы за истину.





В самом деле, М. А. Булгаков называл себя «мистическим писателем», но мистика эта не помрачала рассудок и не запугивала читателя. Воланд и его свита совершали в романе небезобидные и часто мстительные чудеса, наподобие злых волшебников в доброй сказке. Одной из главных мишеней Воланда становится самодовольство рассудка, в особенности его ате-истичность, сметающая с пути заодно с верой в бога всю область загадочного и таинственного. С наслаждением отдаваясь вольной фантазии, расписывая фокусы, шутки и перелеты Азазелло, Коровьева и кота, любуясь мрачным могуществом Воланда, автор посмеивается над непоколебимой уверенностью, что все формы жизни можно расчислить и спланировать, а процветание и счастье людей ничего не стоит устроить — стоит только захотеть. М. А. Булгаков сомневается в возможности штурмом обеспечить равномерный и однонаправленный прогресс. Его мистика обнажает трещину в рационализме.


Он осмеивает самодовольную кичливость рассудка, уверенного в том, что, освободившись от суеверий, можно создать точный чертеж будущего, рациональное устройство всех человеческих отношений и гармонию в душе самого человека. Здравомыслящие литературные сановники вроде Берлиоза, давно расставшись с верой в. бога, не верят даже в то, что им способен помешать, поставить подножку его величество Случай. Несчастный Берлиоз, точно знавший, что будет делать вечером на заседании МАССОЛИТа, всего через несколько минут гибнет под колесами трамвая. Так и Понтий Пилат в «евангельских» главах романа кажется себе и людям человеком могущественным. Но проницательность Иешуа поражает прокуратора не меньше, чем собеседников Воланда странные речи иностранца на скамейке у Патриарших прудов. Самодовольство римского наместника, его земное право распоряжаться жизнью и смертью других людей впервые поставлено под сомнение. Пилат решает судьбу Иешуа. Но по существу, Иешуа — свободен, а он, Пилат, отныне пленник, заложник собственной совести. И этот двухтысячелетний плен — наказание временному и мнимому могуществу.

История Иешуа Га-Ноцри лишь в самом начальном варианте романа имела одного рассказчика-дьявола. Поощряемый недоверием собеседников на скамейке, Воланд начинает рассказ как очевидец того, что случилось две тысячи лет назад в Ершалаиме. Кому, как не ему, знать все: это он незримо стоял за плечом Пилата, когда тот решал судьбу Иешуа. Но рассказ Воланда был продолжен уже как сновидение Ивана Бездомного на больничной койке. А дальше эстафета передается Маргарите, читающей по спасенным тетрадям фрагменты романа Мастера о смерти Иуды и погребении. Три точки зрения, а картина одна, хоть и запечатленная разными повествователями, но именно оттого трехмерная по объему. В этом как бы залог неоспоримой достоверности случившегося.

Один из ярких парадоксов романа заключается в том, что, изрядно набедокурив в Москве, шайка Воланда в то же время возвращала к жизни порядочность, честность и жестоко наказывала зло и неправду, служа, как ни странно, утверждению тысячелетних нравственных заповедей. И если его свита предстает в личине мелких бесов, неравнодушных к поджогам, разрушению и пакостничеству, то сам мессир неизменно сохраняет некоторую величавость. Он наблюдает булгаковскую Москву как исследователь, ставящий научный опыт, словно он и впрямь послан в командировку от небесной канцелярии. А полномочия его велики: он обладает привилегией наказующего деяния, что никак не с руки высшему созерцательному добру. К услугам такого Воланда легче прибегнуть и отчаявшейся Маргарите. «Конечно, когда люди совершенно ограблены, как мы с тобой, — делится она с Мастером, — они ищут спасения у потусторонней силы». Булгаковская ситуация в зеркально перевернутом виде варьирует историю Фауста. Фауст продал душу дьяволу ради страсти к познанию и предал любовь Маргариты. В романе Маргарита готова на сделку с Воландом и становится ведьмой ради любви и верности Мастеру.

Мысль о преображении, перевоплощении всегда волновала Булгакова. На низшей ступени — это преображение внешнее. Но способность к смене облика на другом этапе замысла перерастает в идею внутреннего преображения. В романе свой путь душевного обновления проходит Иван Бездомный и в результате заодно с прошлой биографией теряет свое искусственное и временное имя. Только недавно в споре с сомнительным иностранцем Бездомный, вторя Берлиозу, осмеивал возможность существования Христа, и вот уже он, в бесплодной погоне за воландовской шайкой, оказывается на берегу Москвы-реки и как бы совершает крещение в ее купели. С бумажной иконкой, приколотой на груди, и в нижнем белье является он в ресторан МАССОЛИТа, изображенный подобием вавилонского вертепа — с буйством плоти, игрой тщеславия и яростным весельем. В новом облике Иван выглядит сумасшедшим, но в действительности это путь к выздоровлению, потому что, лишь попав в клинику Стравинского, герой понимает, что писать скверные антирелигиозные агитки — грех перед истиной и поэзии. Потеряв рассудок, Иван как бы обретает его, прозрев духовно. Одно из проявлений душевного выздоровления — отказ от претензии на всезнание и всепонимание. В эпилоге романа Иван Николаевич Понырев возникает перед нами в облике скромного ученого, будто за одно с фамилией изменилось и все его духовное существо.

Перевоплощение отметит и фигуру Мастера, и Маргариты. У М. А. Булгакова она уже совсем явно склонна к перевоплощению, миграции души. Есть в ней отсвет Маргариты Наваррской — московской прапрапраправнучкой королевы Марго называет ее Коровьев. Но ведь Маргарите суждено еще обернуться ведьмой и, совершив свой опасный и мстительный полет над Арбатом, оказаться на балу у сатаны.

Притягивает к себе загадка слов, определивших посмертную судьбу Мастера: «Он не заслужил света, он заслужил покой». Учитель Левия Матвея не хочет взять Мастера «к себе, в свет», и это место романа не зря стало местом преткновения для критики, потому что, по-видимому, именно в нем заключено собственно авторское отношение к вере и к идее бессмертия.

Выбирая для Мастера его посмертную судьбу, М. А. Булгаков тем самым выбирал судьбу себе. О бессмертии, как о долговечной сохранности души в творении искусства, как о перенесении себя в чью-то душу с возможностью стать ее частицей, размышлял М. А. Булгаков, сочиняя свою главную книгу. Его волновала и судьба наследования идей преданным Левием Матвеем или прозревшим Иваном Бездомным. Научный сотрудник института истории и философии Иван Николаевич Понырев как ученик, увы, не более даровит, чем не расстающийся с козьим пергаментом Левий Матвей. Но теперь он полон вопросов к себе и миру, готов удивляться и узнавать. «Вы о нем... продолжение напишите», — говорит, прощаясь с Иваном, Мастер. Не надо ждать от него духовного подвига, продолжения великого творения.

Он сохраняет доброе здравомыслие — и только. И лишь одно видение, посещающее его в полнолуние, беспокоит его временами: казнь на Лысой горе и безнадежные уговоры Пилата, чтобы Иешуа подтвердил, что казни не было...