В марте 1833 года вышло из печати первое полное издание романа. Герои Пушкина вошли в большой мир отношений, возбуждая разные толки, отклики, оценки и самые противоречивые мнения. Понимание «Евгения Онегина» и изложил свое мнение в цикле статей «Сочинения Александра Пушкина» (статьи восьмая и девятая — 1844 и. 1845 гг.). Романтизм перестал удовлетворять передовую читающую публику. Теперь читателя интересовали не таинственные герои, не удивительное стечение обстоятельств, не байронические страсти и ничем не объясняемый разрыв с действительностью, а реальные конфликты, их подоплека, расчет или стяжательство — как движущая пружина в поведении людей. Жизнь такая, какая она есть на самом деле, оказалась не менее трагичной, не менее интересной, не менее насыщенной эстетическим содержанием, страстями, столкновениями, нежели романтически приукрашенные картины. Критик-реалист выступил от имени этой части русских читателей, подчеркнул новаторское значение романа и назвал его «энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением».

Белинский также заметил немаловажное для верного понимания романа обстоятельство: «Несмотря на то, что роман носит на себе имя своего героя,— в романе не один, а два героя: Онегин и Татьяна»2. По его мщению, Ленский им явно уступает. Не с его образом, а с Онегиным и Татьяной связал поэт свои размышления о наиболее важных явлениях в российской действительности, в развитии общества и в судьбах русского народа.

Что же увидел критик в этих главных образах романа?

Белинский возражал тем, кто отрицательно оценивал Онегина, кто считал его опустошенным до конца и не верил в возможность его духовного воскресения. Это очень важное предположение. Ведь после Пушкина крупнейшие из русских писателей поднимали именно проблему воскресения. Поднимется ли человек из плена быта, из тины мелочей к возвышенным понятиям о необходимости служения обществу? Или крепостническая действительность навсегда отнимает у людей надежду стать лучше, чище, совестливее? В сущности, это был коренной вопрос национально-освободительного движения в России XIX века. Если человек в состоянии разорвать путы невежества, предрассудков, ошибочных мнений, то он разорвет и цепи, сковавшие народ. Именно так после Пушкина и Белинского понимали эту проблему Гоголь, Тургенев, Гончаров, Герцен, Достоевский, Л. Толстой, Чехов. Они ответили на поставленные вопросы утвердительно — и это придало русскому реализму качественно новый характер по сравнению с реализмом западных авторов. Горький и за ним другие советские писатели приняли эту традицию русской классики, а десятилетия социального и культурного развития советского народа подтвердили справедливость такого подхода к человеку и обществу.

Как сильно различаются герои романа в своем поведении, в нравственных убеждениях, в их отношении к окружающему миру!

«Татьяна создана как будто вся из одного цельного куска... Вся жизнь ее проникнута тою целостностью, тем единством, которое в мире искусства составляет высочайшее достоинство... Страстно влюбленная, простая деревенская девушка, потом светская дама,— Татьяна во всех положениях своей жизни всегда одна и та же»!—'так определил Белинский основную черту героини Пушкина. Онегин кое в чем уступил или откровенно сдался под натиском пошлости — Татьяна не уступает и сохраняет свое достоинство.

В образе Татьяны критик увидел выражение таких черт национального русского характера, как свободолюбие, внутренняя-сила, жизненная стойкость и верность долгу. Оттого Белинский и считал, что в образе Татьяны видится идеал. Но все ли в ней он принимал безоговорочно?

Не все; и как ни странно — не считал высоким качеством верность. «Вечная верность кому и в чем?— недоумевал критик.— Верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности, потому что некоторые отношения, не освящаемые любовию, в высшей степени безнравственны»2.

Что имел он в виду? Татьяна признается, что продолжает любить Онегина,— и отвергает его. Мужа своего, которому «отдана» без любви, она так и не полюбила — и остается верной ему. Светскую жизнь она именует «ветошью маскарада», а окружающую толпу вероятно презирает — и не порывает с ней, не бросает открыто ей вызова. С умилением и тоской вспоминает и дикий сад, и бедное жилище, и то «смиренное кладбище, где нынче крест и тень ветвей над бедной нянею моей», но у нее, кажется, вовсе нет непреодолимого желания тут же бросить столицу и вернуться назад, в деревню, в прошлое...

Противоречивые порывы, не правда ли? Не нарушает ли это той цельности натуры, которую так высоко ценил в Татьяне критик? Но противоречия, как мы теперь понимаем, неизбежные. И столь же неизбежна неоднозначность ответов Белинского. С одной стороны, он страстно желал, чтобы героиня Пушкина сделала хоть какой-нибудь шаг по пути женской эмансипации,, а вместе с тем понимал, что в ее положении такой шаг мог быть только шагом в супружескую измену. Но идеальность .Татьяны и измена, неверность, предательство — это также не увязывалось в сознании Белинского. Противоречие в оценке Татьяны осталось — его не преодолели многие поколения вслед за Белинским. Читатели и читательницы до сих пор решают, как можно и как должяо было бы поступить в положении Татьяны. В целом же мнение Белинского осталось той основой, на которой строится правильное понимание романа Пушкина. Единственное, что было добавлено к нему,— это представление о наличии в романе третьего главного героя: образ лирического повествователя Белинский в соответствии с художественными представлениями того времени отождествлял с самим Пушкиным.